Истории девушек, которые приняли себя со шрамами на теле.

Каждая из этих девушек столкнулась с травмой, которая оставила шрам на их телах и в их душах. Пройдя через стадию отрицания, они смогли не просто снова принять себя, но полюбить свое тело и начать им гордиться. В этой съемке всех, кто недоволен своей внешностью, они призывают следовать их примеру.

Наталья Давыдова, основательница приложения Welps, 37 лет

Выходной день обещал быть роскошным: прогулка верхом всей семьей и с любимыми друзьями, переходящая в пикник у реки. Я на своем черном коне Мураками уже приближалась к месту трапезы, как вдруг он, заметив компанию дачников с собакой, резко развернулся и поскакал в испуге в другую сторону, пытаясь меня сбросить. В памяти остался мой фееричный полет, удара не помню. Боль пришла сразу после падения. Первую помощь оказали там же: перевернули на спину, остановили шедшую носом кровь и приложили лед к ключице и плечевому поясу. Когда уже в больнице врач сказала, что у меня перелом ключицы, лопатки и грудины — я даже не поняла, что эти слова обращены ко мне. Хирург обрисовал перспективы: восстановление ключицы с операцией — 4 недели, без операции — 8 недель, сама ключица будет собрана на титановые пластины. Разрез будет довольно длинным, вдоль всей ключицы, у шеи, вблизи лица.

Я решила, что смогу скрыть его татуировкой, даже начала прокручивать в голове варианты рисунка. На следующий день провели операцию, шов я увидела дней через пять, во время перевязки. Меня он буквально восхитил: тонкая, ровная полоска телесного цвета. Мысль о татуировке улетучилась. После операции жизнь для меня сильно замедлилась: пришлось отменить рабочие планы, много времени осталось для близких и себя. Я не считала падение и переломы неудачей, наоборот, понимала, как мне повезло, что не сломала спину, что ноги целы. И осознала, что ко многим вещам относилась слишком легко и поверхностно. И чем больше думала, тем правильнее казалось мне то, что случилось, и тем больше мне нравился мой шрам, который всегда будет напоминать, какую ценность имеет жизнь и как легко ее потерять.

Не собираюсь скрывать это напоминание татуировкой или отказываться от платьев с декольте.

Анастасия Рябцова, фотограф, 38 лет, автор проекта

У меня четыре дочки, первую, Василису, я родила в 20 лет, пройдя через тяжелые испытания. Будучи на 29-й неделе беременности, во время перелета почувствовала себя плохо — скорую вызвали к трапу. После двух дней в больнице стало ясно, что причиной недуга стала почка, которую пришлось удалить. После операции остался большой шрам: он спускается с верхней части спины к низу живота. В 20 лет у меня было идеальное тело. А тут мало того что я располнела во время беременности, так меня еще и разрезали пополам.

Мое тело перестало быть моим. То, что я увидела в зеркале после операции, долго не могла принять. Шов плохо заживал, что привело к образованию келоидного рубца. Я отправилась к пластическому хирургу, и мне сделали операцию по иссечению келоида — он превратился в тонкую линию. Однако он стал появляться снова. Пришлось делать инъекции. Сейчас, перенеся к 38 годам еще три кесарева, я полюбила и свой первый шрам, и остальные. Он напоминает мне о той ситуации, которая произошла 17 лет назад, — сложной, но важной части моей жизни.

Мари Новосад, блогер, 25 лет

В 11 месяцев я опрокинула горячую кашу себе на правую руку, правую грудь и область шеи. Подростком я ужасно комплексовала и носила одежду с длинным рукавом даже в жару и максимально загружала себя учебой, лишь бы избегать знакомств и вопросов. Чужой интерес вызывал у меня желание прятать шрамы. Зато сегодня я ношу облегающие комбинации, выкладываю фото в инстаграм в нижнем белье, танцую на пилоне, делаю онлайн-курс о любви к себе и недавно на пару с подругой запустила секс-шоп.

Изменения начались, когда я завела свой YouTube-канал. Тогда я решила, что не могу всю жизнь опасаться любопытных взглядов. Сначала я перестала прятать ожоги, снимая видео, а затем записала о них отдельный рассказ. Множество подписчиц, благодаривших за то, что я стала показывать шрамы, ускорили процесс принятия себя. Да, у меня шрамы на руках, но у меня есть руки, которыми я могу обнимать. И как только я поняла, как много мне дано другого, я перестала беспокоиться о шрамах.

Карина Истомина, диджей, соведущая YouTube-шоу, 26 лет

В 25 лет после удаления зуба мудрости у меня началось осложнение, которое привело к воспалению — флегмоне. Чтобы добраться до очага, врачи сделали надрез под подбородком поперек шеи, вглубь до языка. Зашили будто швейной иголкой. Сначала я дико страдала: ни одна девушка не захочет себе шрам на лице. Но потом стала шутить: «Теперь я Джокер». И, выписавшись, сразу пошла на съемки. Главное — ко всему относиться легко. Во время восстановления я слушала альбом Circles Мак Миллера и читала автобиографию вокалиста Red Hot Chili Peppers Энтони Кидиса — Scar Tissue («Паутина из шрамов»).

Его философия принятия себя мне очень помогла, поэтому я набила себе татуировку с названием книги. Вообще, у меня много шрамов, вся рука изрезана. У меня были тяжелые приступы селфхарма еще пару лет назад. Я долго жила в постоянном стыде. А приняла я себя и начала об этом рассказывать в интернете несколько месяцев назад. Шрамы от аварий или операций мы не выбираем, но за боль тоже не должно быть стыдно.

Ксения Пунтус, модель, 22 года

В этом январе после несчастного случая я оказалась в реанимации со множеством переломов. Затем были полтора месяца в центре реабилитации — большую часть этого времени в металлическом фиксаторе на бедрах и со спицами в руке. После выписки у меня на левой кисти остались крючки, которые торчали из кожи, потому что рука долго срасталась. Никакой грусти по поводу травмы я не испытывала. Злость на себя или на жизнь бесполезна. Об оставшихся шрамах не жалею и убирать их не планирую. Это красиво, ведь это — ты, твоя жизнь, твоя история.

На свои первые после операции съемки в середине марта я отправилась с этими железками, но, в отличие от стилистов, которые, одевая меня, боялись их задеть, я совсем не переживала по этому поводу. Многие себе делают татуировки, чтобы оставить память о каких-то событиях, — это ведь тоже мелкое шрамирование, — а мои шрамы остались сами. Что я вынесла из этой ситуации? Что нужно бережнее относиться к себе. Впрочем, в ближайших планах у меня — прыжок с парашютом.

Варвара Веденеева, генеральный директор, 32 года

Я получила ожог в полтора года, опрокинув на себя кипящее молоко. Врачи сделали мне пересадку кожи, после такой операции мог образоваться келоидный рубец, который помешал бы мне шевелить рукой. Мне повезло, и подвижность руки сохранили, но остался большой шрам. Я не переживала из-за него лет до двенадцати. Раздеваясь где-нибудь перед уроком физкультуры, я стала замечать взгляды типа: «Ой, фу, что это?» Будучи подростком с еще не сформировавшейся психикой, я сравнивала себя с другими и находила в этих сравнениях поводы себя не любить.

Примерно в 20 лет меня немножко отпустило, но во мне все равно осталась сформированная таким мышлением привычка думать о себе плохо: что я не такая красивая, не такая успешная. Поэтому работать нужно именно над ней, и в процессе решатся вопросы не только принятия тела, но и другие аспекты общей самооценки. Для этого хорошо бы следить за своим внутренним диалогом, замечать триггеры, которые вызывают ненависть, отделять себя от своих суждений о себе и вести дневник благодарности.